Мы продолжаем рассказ о жизни петербургских панков в начале двухтысячных годов. Ночёвки в подвалах, вписки, белый виноградный день, поиск мелочи на пиво и другие прелести неформального бытия. Керуак и Буковски нервно закуривают в своих гробах и молча завидуют. Первая часть — здесь.
В начале двухтысячных Владимир был панком. В 2004 году он решил приехать в Петербург и провёл здесь незабываемое время: ночёвки в подвале, стычки с местными, отчаянные вписки, поиски мелочи и сигарет. Это рассказ о настоящей жизни петербургских неформалов в домобильную эру, когда не было соцсетей и мессенджеров, и приходилось натурально драться за выживание прямо на улице.
Начало двухтысячных — это как конец девяностых, только начало двухтысячных. И неформальная жизнь была другой: без интернета и без денег, иногда — без еды, но почти всегда — с бухлом. Как и подобает настоящим панкам.
13 лет спустя Владимир решил вспомнить эти странные дни и написать об этом текст. История получилась длинная, но мы не хотим ничего из неё вырезать — это настоящий артефакт неформальной домобильной эпохи. Поэтому мы выкладываем её в трёх частях. Итак, часть вторая.
Опять же — все фотографии взяты из соцсетей и не имеют отношения к персонажам нашей истории. Наверное.
Паренёк в футболке “Rammstein” пытается стрельнуть денег у меня. Я отвечаю старинной тусовочной мудростью:
— Не аскай у аскера, и да не обаскан будешь.
Аскер из меня, кстати, так себе. Под конец дня все увиденные лица сливаются в собирательный образ ленинградца: очки, усы, «Союз-Аполлон».
Типичный для тех дней случай – пионерская панкушка с погонялом «Анархия» радостно щебечет нам с Пашкой, что мы все можем переночевать у неё дома, воспользоваться стиральной машиной и помыться.
Она даже оставляет мне номер телефона. Естественно, нам отвечают: «Таких здесь нет». Зомби говорит на это:
— Да эта «Авария-дочь мента» п…ит как дышит, я сразу понял!
— Чуваки, ну что хотите от школьницы, — успокаивает нас Злой, — возможно, она выдаёт желаемое за действительное.
Ночью мы спускаемся в подвал. К моим страхам прибавляется ещё один – успеть до подвала, пока не развели мосты. Я всё ещё плохо ориентируюсь в Питере, и не знаю, сколько мостов между «Московской» и Невским проспектом.
Как уже говорил, кроме нас и Жеки в подвале живут и другие люди. Мы знаем, по крайней, мере, двоих – Пантелея и Рината. Ринат – личность отчасти легендарная, так как в глаза его видел только Злой. Знаю только, что он примерно нашего возраста. Пантелей – друг Дедморозова.
Пантелей и Ринат тоже нюхают. Судя по запаху и цвету , какую-то морилку. Я выдвигаю идею, что Женька ненавидит Деда Мороза из-за своего пагубного пристрастия. В целом, виденные мною аборигены являют собой жалкое зрелище: Пантелей ещё более худой и грязный, чем Женька, белобрысый. Движения более отрывистые, речь более сбивчивая. Видать, нюхает чаще Дедморозова.
Легендарный Ринат являлся нам лишь одной ночью, зато несколько раз. Это была та ещё ночь! Мы легли спать, и только я заснул, как в камору с шумом ввалился Женька. Заметив, что я не сплю, он просит сделать ему фенечку. Не подарить, а именно сделать – это прогресс! Маленький шаг одного человека и так далее.
Я свешиваюсь со шконки, нахожу в куче мусора ботинок со шнурком, завязываю его на левом запястье Дедморозова, обрезаю концы: «Вот тебе фенечка!»
Радостный Жека убегает. Я снова пытаюсь уснуть, но только смежил веки, приходит Ринат. Длинный, худой. В руках сковородка и моток провода. Это что-то новенькое. Толкаю Злого, тот будит Пашку.
— Парни, хотите я вас к электричеству подключу? – предлагает Ринат.
Мы долго, очень долго отговариваем, упирая на то, что он обесточит весь подъезд над нами, и тогда нас точно запалят, или устроит пожар. Ринат упрям, он хочет во что бы то ни стало подключить нас, у него тоже куча доводов. Но в конце концов он уходит, немного обидевшись на нас.
Через какое-то время я проваливаюсь в сон, но тут снова входит Жека. У него в руках металлический хомут от какой-то суровой — с мою ногу толщиной, трубы. Да, из этой штуки тоже надо сделать фенечку.
От Жекиного голоса просыпается Зомби, какое-то время хлопает глазами, затем берёт хомутик, выкручивает моим ножом запирающий винт, надевает хомутик на шею Дедморозову и говорит, что это «панковская фенечка».
— И ещё причёску сделай, как у Сида Вишеса, — добавляет Зомби и показывает Женьке, что именно сделать.
Женька засиял от счастья и ускакал куда-то во тьму, скорее всего хвастаться. Мы пытаемся заснуть. Но только я задремал, раздался звон металла. Это снова Женька, на руке шнурок, на шее хомутик, а за собой он тащит длинную цепь от штендера. Я думаю, что если он опять попросит фенечку, я его на этой цепи повешу.
Но Дедморозов топает куда-то в сторону крана и долго гремит там цепью. Призрак, мать его, замка Моррисвилль! Поворачиваю голову. Наша хата теперь похожа не то на логово Фредди Крюгера, не то на притон советских металлистов.
Дедморозов доволен своими трудами, он уходит. Я пытаюсь заснуть. Но не тут-то было.
Приходит довольный Ринат. В одной руке у него сковородка, где плавает в масле картофель-фри, другой рукой он держит Пантелея. Пантелей не может стоять сам, он вцепился в бутылку, извивается как уж и громко визжит. Бутылка распространяет резкий тяжелый химический запах.
Ринат сообщает, что он подключился. Да мог бы и не говорить, сковородка говорит сама за себя. Никого не обесточил, не устроил пожар, и зря мы отказывались. Я отвечаю ему, что всё круто, и что я рад. Довольный Ринат уходит, таща под мышкой Пантелея. Вскоре его визг стихает вдали.
Я снова закрываю глаза, и даже какое-то время сплю. Пробуждаюсь непонятно от чего. Ребята спят, соседи не шумят, цепи не звенят. Даже над нами тихо, хотя там почти всегда тихо – там располагается какое-то кафе.
Кто же меня разбудил? Кручу головой и вдруг в свете лампочки вижу на полу крысу. Она резво и бесшумно, как на колёсиках, гоняет между кучами мусора и битого кирпича на полу. Свешиваюсь с койки, хватаю тот самый ботинок и запускаю им в грызуна, крыса укатывается. Я снова кладу голову на рюкзак и уже до условного утра сплю спокойно. Но недолго.
Утром (а оно у нас наступает, когда все проснутся) для разнообразия решили пойти посмотреть «Аврору». Это моя идея, да и Зомби не против. Мы пошли по Московскому проспекту смотреть на «Аврору». По дороге пытались стрелять мелочь, но до «Московских ворот» нам не везло. Да и после них тоже не очень, но зато хватило на метро.
Доехали до «Невского проспекта», добрели до Невы, походили туда-сюда по набережной, перешли Неву по мосту, но крейсера так и не увидели.
Что ж, не смертельно. Идём дальше куда глаза глядят, стреляем мелочь и сигареты. Проходим Биржу, но «Авроры» там нет. Странно, ведь она стреляла по Эрмитажу. Из-за угла, что ли, стреляла? Выходим на широкую улицу с трамваями, движемся по ней, проходим мечеть и попадаем на очередной мост – на этот раз очень длинный. Переходим Неву, попадаем на Марсово поле, и спешим убраться оттуда.
Про «Марсуху» мы слышали от местных много страшных историй из серии «пошёл и не вернулся». Проверять их на себе мы не хотим.
Идём всё так же , куда глаза глядят, и выходим к Гостиному двору. «Гостинка» нам тоже не нужна, народ там так себе. И тут Димон выдаёт мысль:
— О! Парни! Пошли в Костыль!
Долго бродим по дворам в районе Восстания, наконец находим нужный подвал. У меня натурально разбегаются глаза, долго облизываюсь на струны для басухи. В конце концов скидываемся с Зомби и покупаем кассету Laibach ”Opus Dei”.
На Костыле мы были с тех пор несколько раз, и однажды познакомились с Ди. Про неё стоит рассказать подробнее.
Если бы я снимал «Властелина Колец», я дал бы ей роль Галадриэли или ещё какой-нибудь вечно прекрасной и бесконечно мудрой эльфийской девы. На Ди можно было любоваться вечно – как на закат, как на «Гернику» Пикассо, как на невские мосты.
Эстетическое наслаждение преобладает над физическим влечением. Мои внутренние Бивис и Батхед заткнулись и сидят смирно. У ребят, судя по лицам, то же самое. Ди чуть постарше нас, местная, она разрушает уже успевший сложиться у меня образ типичного ленинградца — очки, усы, «Союз-Аполлон».
Настолько лёгких в общении девчонок я не встречал. Нет, она точно эльфийка!
Ей некуда девать время, и она проводит нам своеобразную экскурсию по Невскому: «Это Катькин сад, не ходите туда, там пидоры. А это – Сашкин сад. Да, Медный всадник как раз там – по саду прямо. Нет, «Аврора» не здесь, она на Петроградке».
И много других полезных сведений, в том числе страшные истории про Марсуху, Гостинку и Чёрную речку. На Чёрной речке мы ещё не были.
Ночью в подвале мы с Димоном обсуждаем знакомых девчат, и приходим к выводу, что Ди – наше всё. Я понимаю, что забыл спросить её о море, но при ребятах как-то неловко.
На Чёрную речку мы решили всё-таки скататься и посмотреть, что там водится. Злой слыхал, что там собираются не то готы, не то толкиенисты, может у нас что и выгорит с цивильной впиской. Ушли практически сразу.
На нас никто не наезжал, просто никому там не понравилось. «Злое место», — сказал Паша, и все с ним согласились. Мы поехали на Капеллу. Куда бы мы не пошли, почти всегда попадаем во дворики Капеллы.
Вечером Женька явился в нашу камору с моднючим китайским плеером: светодиоды где только можно, внешний динамик, какое-то интересное название типа SNARP. Спрашивает, есть ли у нас кассеты послушать.
Слушаем Лайбах. Всем нравится, особенно Женьке, но на просьбу подарить отвечаем отказом. Женька смиряется. А что делать, live is live. В конце концов мы безвозмездно делимся с ним едой, хватит и этого.
А ещё мы каким-то образом попали на концерт «Окна открой». Как именно, не помню, но вполне легально – прошли охрану, я положил в большую кучу колюще-режущих предметов свой верный складной ножик. Зомби вспомнил, что он панк, и попросил поставить ему ирокез. Мы со Злым стараемся изо всех сил – и слюной, и пивом, пока не находим остатки кока-колы.
Народу вокруг полно, ништяков тоже, так что мы пьём бесплатное пиво. Услышал вживую «Супебризонов» Чернецкого. Замечательная вещь! Девочки толпами бегут на «КиШ». Я называю фанатов «КиШ» кишечниками, а саму группу кишками, ребята смеются, они тоже не любят «КиШ».
Ближе к вечеру я просто чувствую, что будет крупная драка. Говорю об этом парням, но они хотят остаться до конца – то ли Шевчук обещался спеть, то ли Бутусов. Я уговариваю и уговариваю, но Зомби идёт знакомиться с девушками.
— Это п….ц как надолго, — говорит Злой, — Знаешь, ты лучше езжай домой. Мне это всё не нравится, но я этого обормота буду пасти, я его маме обещал.
Ну и что мне делать? Внутренний голос кричит: «Смывайся», а совесть велит остаться с товарищами и встретить опасность лицом. Злой прекращает мои сомнения:
— Езжай, не сношай мозги. Мы справимся. Посмотришь за вещами, кстати, а то от Женьки всего можно ждать.
Совесть немного успокаивается, а вот я не нахожу себе места, грызу ногти, волнуюсь за ребят. И одному нырять в подземелье куда страшнее, чем в команде. Внизу никого, рюкзаки в порядке, ставлю их поближе к шконке и несмотря на угрызения совести засыпаю.
Просыпаюсь в гордом одиночестве. На улице уже светло, парней нет. Что же делать? Сидеть в подвале, дожидаться их и дрожать, что меня запалят? Не вариант, а вдруг они где-нибудь в больнице?
Стою, смотрю как через несколько проёмов от меня падает в отдушину уличный свет, и понимаю – надо принять решение прямо сейчас, иначе от страха превращусь в соляной столп.
Будь, что будет! Заталкиваю рюкзаки товарищей поглубже в темноту, чтобы никто кроме меня не нашёл. Теперь можно идти. Стоп! А если они придут сюда?
Достаю карандаш и крупными буквами пишу на стене послание. Стена освещена лампочкой, парни увидят.
«Димон, Паша,
Я вас не дождался и поехал на Капеллу, ваши шмотки у меня.
Встретимся на Капелле или на Костыле».
Продолжение следует.
Владимир Александров
Все фото взяты из группы vk.com/punx_vk
Спасибо!
Теперь редакторы в курсе.