В конце марта Федеральное агентство по делам национальностей заявило, что 18 языков коренных народов России находятся на грани исчезновения, а ещё несколько считаются уязвимыми. С лингвистической точки зрения, в России с большой скоростью исчезают языки — только за последние 150 лет исчезло 14. В прошлом году попытку внести свой вклад в сохранение языков предпринял Сбербанк и научил искусственный интеллект говорить на ижорском, нганасанском и ульчском языках.
Сохранение языков важно их носителям, но для того, чтобы это сделать, нужны государственные программы и инициативы, внедрение языков в школы и детсады республик. Пока что языки живы только на бытовом уровне — на них говорят дома, с родными и друзьями, но, переезжая в крупные города, носители вынуждены перейти на русский. «Луна» поговорила с тремя носителями уязвимых языков и узнала, как национальность и язык могут влиять на восприятие мира, как им живётся в Петербурге и что они делают для сохранения своей культуры.
Василий Константинов — якут, репетитор по якутскому языку и математике
В нашей семье якутская культура достаточно хорошо сохранена, мы часто празднуем якутские праздники, например, летний Ысыах — якутский Новый год. У всех членов семьи есть национальные костюмы, мы собираем ягоды на зиму, преклоняемся перед всеми божествами и все торжества проходят в якутских обычаях. Я до сих пор умею играть на якутском национальном инструменте хомус, а в школьные годы танцевал национальные танцы. Меня с детства обучали якутской культуре родители и бабушки с дедушками, а якутскому языку учили с самого рождения, но детский сад и школа были русскоязычными.
Я часто мыслю на якутском языке, и моя национальность — отличительная черта среди других жителей Петербурга.
В Петербург я переехал в 2015 году после окончания Республиканского физико-математического лицея-интерната, когда нужно было решать свою дальнейшую судьбу. Я долго размышлял над выбором города и вуза — единственное, что я знал: хочу стать учителем математики, так как она была любимым школьным предметом. Тогда я подал документы в якутский вуз и поехал в Петербург поступать в РГПУ им. А. И. Герцена. Сейчас я понимаю, что выбрал именно этот город только потому, что ещё ни разу тут не был. Но я не жалею о своём выборе, Петербург стал моим вторым родным и любимым городом, а быть учителем математики — моё осознанное решение.
На втором курсе я решил разместить объявление на сайте репетиторов и в шутку кроме математики указал там якутский язык — раз я учусь в педагогическом вузе и являюсь носителем якутского языка, то почему мне не начать обучать людей якутскому? Спустя неделю мне позвонили и сказали, что есть заявка. Я подумал, что нашёлся ученик по математике, но открыв заявку, увидел якутский язык. Тогда я сильно удивился, что в Петербурге есть люди, желающие его изучать.
Сейчас у меня два ученика. С одним я занимаюсь дистанционно, Арольд — француз и живёт во Франции, но хорошо знает русский. Он начал изучать якутский язык, чтобы поехать в Якутию работать учителем французского. Год назад он уже бывал там, ездил по программе обмена, и ему так понравилось, что он снова захотел поехать. После поездки у него появилось много знакомых и друзей якутов, с которыми он хочет общаться на якутском. Ради этого мы с ним уже полгода изучаем якутский, и у нас очень хорошие результаты. Вторым учеником стала художница Анна из Петербурга, которой очень интересна культура и язык народа саха. Она тоже хочет съездить в Якутию. То есть мои ученики по якутскому языку — взрослые люди.
Алла Знаменская — тувинка, судебный переводчик с тувинского языка и преподаватель английского
Я жила в тувинском селе Бажын-Алаак и, сколько себя помню, говорю на тувинском языке. Это родной с детства язык, мама на нём пела мне колыбельные, а папа читал сказки. Соблюдению традиций и обычаев тувинского народа в нашей семье придавали огромное значение — ты впитываешь в себя знания о культуре, глядя на действия и поведение взрослых, и всё органично становится частью тебя.
Везде, где бы я ни была, я всегда помню, что я тувинка, и по моим действиям и поведению будут судить о моём народе. Культура и традиции тувинцев мне очень важны, но, будучи тувинкой, я крещеная православная. Сын родился в интернациональном браке, идентифицирует себя русским, несмотря на восточную внешность. Я жалею, что не научила его родному языку, — некоторые вещи лучше сказать на тувинском, ёмкость и душевность высказываний лучше передаётся именно на родном языке. Но праздник, например, Шагаа — тувинский Новый год, — мы празднуем как положено, и об обычаях я рассказываю сыну.
По профессии я филолог, преподаватель английского языка, работаю старшим преподавателем Высшей школы технологий и энергетики СПбГУПТД ВШТЭ. А также выполняю письменные и устные переводы в судах, отделениях полиции и следственных изоляторах. Многие мои земляки не могут изъясняться на русском языке, и поэтому следственным органам приходится прибегать к услугам переводчика с тувинского языка. Русскую речь они понимают, но с формулировкой мыслей и связной речью возникают трудности. Для людей, испытывающих сложности с поддержанием беседы на бытовом уровне с разговорным стилем речи, язык юридических терминов чересчур сложен.
За 19 лет проживания в Санкт-Петербурге я давно формулирую мысли на русском языке, но интересно, что номера телефонов и другие числительные фиксирую на тувинском, и таблица умножения «живёт» в моей голове исключительно на родном тувинском языке. Как оказалось, во сне я разговариваю тоже на родном языке. Но за последние десять лет приходилось чаще общаться на тувинском, взаимодействовать с земляками, совместно решая их бытовые проблемы и оказывая им информационную и консультационную помощь. Интересно, что вживую поговорить с носителями всех четырёх диалектов тувинского языка мне удалось именно в Санкт-Петербурге.
Везде, где бы я ни была, я всегда помню, что я тувинка, и по моим действиям и поведению будут судить о моём народе.
Процесс адаптации и интеграции себя в петербургское общество я прошла давно и безболезненно, но о потери моей национальной самоидентификации, конечно же, речь не идёт. Но что скрывать, к сожалению, проблемы на национальной почве в нашей стране существует. И хотя с неодобрительным поведением незнакомцев из-за отличающейся внешности я сталкивалась только четырежды, моему сыну приходится сталкиваться с такими моментами чаще, с детского сада, где его не принимали за своего. Как-то, придя с садика, он задал мне вопрос: «Мама, почему ты не осталась жить в Туве? Я спорил сегодня с девочкой в садике, она обзывала тебя „китайкой“, а я ей говорил, что ты не китайка, а „российка“». Тогда я избрала для себя просветительскую деятельность о своей малой родине, так и родилась наша организация — тувинское землячество «АНЫЯК ТЫВА» в Петербурге. Там мы знакомим с культурой, традициями и обычаями тувинского народа, выступаем за сохранение и развитие родного языка, поддерживаем земляков, помогая их адаптации в поликультурном мегаполисе — Санкт-Петербурге.
Владение двумя языками — огромный плюс для человека, и я очень рада тому, что у меня есть такая возможность. Есть ощущение, что твой мир намного шире и богаче, когда есть родной язык. Тувинский язык нуждается в сохранении, и он будет жить, если на нём говорят. Я считаю, что задача сохранения языка в живом виде возложена на родителей, и от их выбора зависит судьба родного языка для их ребёнка. К сожалению, бывая в Туве во время отпуска, я вижу, что дети не знают родного языка, даже когда оба родителя отлично им владеют. Что уж говорить о детях земляков, проживающих за пределами республики? По моему убеждению, обязательно необходима реализация проектов и инициатив, направленных на сохранение родных языков коренных малых народов России. В этом и уникальность нашей страны, которая богата разнообразием языков, культурных традиций и обычаев.
Алян Саянов — калмык, специалист информационной безопасности
Я переехал жить в Петербург из Элисты, потому что испытывал трудности с трудоустройством. Элиста — небольшой город, и в своей области найти именно то, что мне подходило, у меня не получилось, хотя работы и достатка мне хватало сполна. Но это был не совсем тот характер работы, которого я хотел, поэтому я и решил переехать. В Петербурге я работаю в сфере информационной безопасности, хожу учиться калмыцким танцам в ансамбле «Байн Цаг» — они мне нравятся за ритмичность, энергичность и взрывность. Ансамбль напрямую связан с Калмыцким землячеством в Санкт-Петербурге. Однако лет через 6—8 планирую вернуться в Калмыкию. Домой тянет очень сильно, каждый отпуск уезжаю туда. Не проходит и дня, чтобы я не думал о доме. Как поётся в песне, родительский дом — начало начал.
В детстве родители со мной на калмыцком говорили ровно как и на русском, хотя очень редко. Разговорному языку больше научился от бабушки, так как русский язык она знает не очень хорошо и говорит в основном на калмыцком. В школе учили грамоте на уроках калмыцкой литературы и калмыцкого языка.
Сейчас я на калмыцком языке говорю не так много и ощущаю пробел в знаниях, как и многие представители нашей молодёжи. Но в разговорах с родителями по телефону, говорим 50/50 на калмыцком и русском или общаясь с друзьями-земляками — с другом-калмыком снимаем жильё и дома тоже говорим на калмыцком и русском. Однако если ежедневно не говоришь на языке, то элементарно забываются некоторые слова и возникают ситуации, когда хочешь сказать что-то, но не помнишь, как называется то или иное. Конечно, мне бы хотелось в совершенстве его подтянуть, но без ежедневной практики это трудно — иногда я слушаю песни и ищу переводы незнакомых слов.
Сохранение языка только передачей от родителей детям — глупо в наше время. Дома можно научиться разговаривать, но грамотно излагать свою мысль — как устно, так и письменно — лучше учиться в учебных заведениях. Сейчас вопрос сохранения языка очень болезненный, но в последние годы всё больше молодёжи старается его осваивать, общаться, петь песни. Пусть криво, иногда даже с непонятным акцентом, но говорят. И это уже хорошо. Иногда у нас в Элисте проводятся бесплатные курсы, куда каждый желающий может приходить и с группой подтягивать или учить калмыцкий язык. Вот таких проектов хочется больше, которые бы поддерживались хотя бы на региональном уровне.
Не так давно смотрел передачу про обычаи и традиции калмыков и открыл для себя много нового, узнал, почему мы делаем те или иные вещи, которые раньше казались мне обычными нормами поведения — например, по утрам ставить первую чашку чая и свежей еды на алтарь около святынь. В традициях любого народа, в традициях воспитания детей, поведения, отношения к окружающему миру заложена многовековая культура и мудрость народа. А значит, и соблюдать их необходимо — это элементарное уважение к предыдущим поколениям. Каждый человек — звено цепи предыдущих поколений, которые не просто воображаемые люди из кино, а папа моего папы, папа его папы, мама его папы и так далее. Это живые люди, которые так же, как и мы, жили, ели, мечтали, любили, рожали потомков. И я хочу, чтобы через сто лет мой внук сказал своему внуку, что у него был дед Алян, который его чему-то научил. Или мой внук уже не будет знать мою бабушку, и она для него будет каким-то далёким предком. Но я хочу, чтобы он знал, что это был человек, который любил, каждое утро жарил борцоки, пёк блины, рассказывал сказки, покупал мороженое для его деда. И он будет знать, что живёт благодаря ей.
Полина Агеева