Total Kryuk — петербургская марка базовой одежды, основанная в 2015 году. Ее делает Катя Крюк — «крюк», потому что у нее нет руки. Мы встретились с Катей и узнали, как люди в 2019 году реагируют на отсутствие конечности, как начинался бренд и с какими проблемами сталкивается молодой дизайнер.
– У тебя нет руки с рождения?
– Да. Поэтому я ношу протез и псевдоним «Крюк».
– Ты писала, что у тебя были проблемы из-за этого, что ты очень комплексовала и что работа с комплексами — довольно долгий путь. Как думаешь, у тебя уже получилось справиться?
– Нет, я до сих пор над этим работаю.
– Расскажи, что тебя стесняет? Чего ты пугаешься? Почему?
– В подростковом возрасте вся эта тема вызывала стресс. Когда спрашивали или говорили об этом. Да и сейчас, несмотря на то, что я пишу об этом в инстаграме, написала статью для Wondezine, сняла видео, когда я разговариваю с кем-то малознакомым, не со всеми получается легко — с некоторыми бывают затупы. Иногда я стесняюсь. Это что-то, видимо, сидит издавна внутри. Я пытаюсь с этим работать и говорю об этом. Но нет такой легкости, чтобы я шла по улице и кричала об этом.
– Это страх того, что не примут?
– Думаю, да.
– Как вообще сейчас, в 2019 году, на это реагируют люди? Есть какая-то средняя температура по больнице?
– В основном реагируют положительно. По крайней мере, я никогда не сталкивалась с откровенным негативом. Бывает, что косо смотрят, — это, конечно, да. Но мне кажется, что это не из-за моей руки, а потому что некоторые на всех косо смотрят. А чтобы мне лично сказали в лицо: «Вот отстой» — такого не было.
– Есть какие-нибудь трогательные истории, как люди реагировали на это?
– Когда долго не вижусь с некоторыми друзьями, они говорят: «Можно, пожалуйста, поздороваться с твоей рукой?»
– Ты начала шить на продажу по совету владельцев «Мыльной белки». Почему?
– Студентка без денег, которой хочется новую юбку и платье.
– Это было проще и дешевле?
– Конечно, купить ткань и самой сшить. А еще в масс-маркете в 2015 году не было такого, чего я хочу, по доступной цене — простого и лаконичного.
– Протез никак не ограничивал тебя в этом?
– Он у меня с детства, поэтому я не знаю, как может быть по-другому. Поэтому мне было удобно.
– Где ты начала продавать одежду? Какими были первые эмоции, когда купили твою первую вещь?
– Первые вещи отдала «Мыльной белке». Я работала там, но не могла продавать свои вещи: было стеснительно, страшно. Я не привыкла хвалить то, что делаю. Не могу сказать, что я — молодец, вот, смотрите, как клево сделала. Поэтому мне было проще продавать вещи других дизайнеров. Я могла назвать их плюсы, не думая о стеснении, не пытаясь оценить, так ли оно на самом деле. Плюс я не была уверена, что моя одежда кому-то нужна, не верила, что ее купят.
Я помню, как пришла в «Мыльную белку» в выходной, а какая-то девушка примеряла мое платье. Я стояла поодаль и ждала в ступоре. В итоге она купила его, а я стояла и не знала, что делать. Но это было, конечно, супер.
– Ты не подошла к ней?
– Девушка, которая продала платье, указала на меня. Покупательница подошла ко мне, и я ее поблагодарила.
– Сколько времени прошло с первого проданного платья до того, как ты ушла из «Белки»? Как ты приняла это решение? Как это произошло?
– Мне кажется, что я ушла примерно через два-три месяца. Я тогда училась в академии Штиглица на очном, параллельно работала в «Мыльной белке» и шила. В таком темпе меня хватило ненадолго.
– Ушла потому, что вещи хорошо продавались?
– Да. А еще мне надоело работать продавцом.
– Что было дальше?
– Какое-то время я шила сама, но потом поняла, что качество моего пошива не такое классное, как мне хотелось бы. Я нашла швею, которая шила на дому. Я привозила ей материал, она шила. Параллельно я нашла еще несколько магазинов, в которых стала продаваться.
– Какие магазины?
– Click-Boutique и ещё какие-то магазины в Москве. Была еще парочка названий, но я не вспомню. Потом через какое-то время нашла производство одежды, на котором все отшивала, сделала свой сайт, и с ним мои продажи подросли.
– Сейчас ты шьешь все на производстве?
– Сейчас у меня свое производство на Новгородской.
– Какие у тебя обороты?
– Около двухсот тысяч в месяц.
– Почему именно базовая одежда? Что это вообще такое?
– Я сама ношу базовую одежду, и мне кажется, что это основа комфорта и стиля. Базовая одежда — одежда спокойных оттенков, без принтов. Она сочетается со всем — можно взять мой свитшот и пойти купить джинсы в UNIQLO. Будет смотреться классно.
Мне кажется, что одна из особенностей базовой одежды — хорошие материалы. Я за осознанное потребление и хочу, чтобы одежда носилась долго: не так, что ты покупаешь вещь у дизайнера за десять тысяч, а после двух стирок она превращается в тряпку. Собственно, это одна из причин, по которой я и начала делать одежду — качество. Мне ее носить и моим друзьям. Поэтому я достаточно щепетильно подошла и к выбору ткани, и к крою, и к качеству.
– Твой бренд как-то ассоциирует себя с Питером?
– Не могу сказать, что есть привязка к локальности. Но когда я продаю одежду, говорю, что она из Питера, потому что мне кажется, что основной поток покупателей из Москвы. Количество покупателей в Москве и Петербурге несравнимо.
– Почему?
– У нас больше творческих людей, которые любят говорить: «Я тоже так смогу сшить». А в Москве людям не жалко потратить деньги на вещи или на какие-то услуги. И в принципе заработок там больше.
– Я не очень сильно погружен в сферу производства одежды, но у меня есть ощущение, что сейчас в России довольно много мощных питерских брендов. Это так? Почему именно в Питере это происходит?
– У нас много вузов, которые готовят к пошиву. Когда у нас из колледжа выпускается швея-мотористка, она не хочет быть швеей, она хочет быть дизайнером, делать свой бренд. Кажется, в Москве люди больше сосредоточены на заработке, а у нас можно полгодика пожить, не зарабатывая, — побыть художественным бомжом.
– Как происходит процесс от идеи до вешалки магазина?
– Раньше я делала то, что нужно мне, и это был хороший ход, это продавалось. Сейчас происходит так же, но еще я пытаюсь понять, что будет лучше продаваться. В итоге сначала я думаю, что мне нужно, потом анализирую, что будет лучше продаваться, затем рисую эскиз, делаю по нему лекало, отшиваю образец, а потом уже корректирую.
– Как часто у тебя получается угадать с продаваемостью?
– Восемь из десяти. Главный момент — продаваемость для той аудитории, на которую я ориентирована, и в тех магазинах, в которых я продаю. Если бы я вывесила в ДЛТ, там бы и не продалось, но в принципе…
– Ты за осознанное потребление и утверждаешь, что если у кого-то отвалится молния, ты заменишь ее бесплатно. Почему тебе это кажется более выгодной стратегией?
– Я не могу сказать, что мне это выгодно, но это эффективно в плане честности со своими покупателями. Из-за этого жеста человек, который покупал у меня одежду, скорее всего, вернется. Я бы вернулась.
– Часто бывают конфликтные истории с покупателями?
– Недавно была конфликтная история из-за курьерской компании, потому что они не могли доставить заказ. Такое бывает, конечно.
– Как ты обычно поступаешь в таких случаях?
– Если косяк в вещи — разумеется, такое бывает, потому что мы не роботы — мы меняем вещь. Бесплатно. Даже если это случилось в другом городе, мы за свой счет забираем вещь, и так же за свой счет отправляем обратно новую.
Недавно был косяк с курьерской службой. Они должны были доставить в течение двух дней, доставили за четыре дня и еще два дня назначали курьера. Когда его назначили, он два дня подряд звонил и говорил: «Ой, я сегодня не смогу к вам приехать, приеду завтра». В итоге девушка позвонила нам и сказала, что хочет сделать возврат. Я предложила ей вернуть ту посылку и отправить новую — другой службой. Она согласилась, мы отправили ей посылку, она ее получила и тут же отправила нам фотографии: косяк на изделии. В итоге мы ей уже в третий раз отправили эту куртку и положили к ней нашу поясную сумку. Так мы избежали возврата, и покупатель остался лоялен к нам.
– Ты говорила, что очень много проблем возникает с тканями. Что это за проблемы?
– Проблема в том, что в России производят очень мало тканей. Везде продаются ткани из Турции, Кореи, Италии. Итальянская ткань самая дорогая. Чаще всего люди, которые закупают ткани, занимаются этим еще с девяностых, поэтому ткань, которая приходит, — это какие-нибудь цикадовые цветы на хлопке, мишки, собачки, кошечки. Такая ткань, которую я не хочу использовать. Из этого многообразия приходится выбирать узко направленную ткань. И часто бывает так, что я прихожу за ней в следующий раз, а ее уже нет. Плюс цена сильно зависит от курса. Хотелось бы заказывать ткань напрямую от поставщика. Надеюсь, это будет в каком-то ближайшем будущем.
– Что для этого нужно?
– Увеличить обороты и поехать в ту страну, где заказываю ткань, чтобы выбрать, познакомиться с поставщиком, побывать на фабрике, узнать, как идет производство. Но пока это второстепенное.
– Много ли отходов с производства?
– Достаточно. Обрезки тканей я отдаю на переработку, но это сложно, потому что мало боксов. И я не уверена, что те, кто забирает мусор на переработку, действительно перерабатывает его.
– Ты собираешься выпустить детскую коллекцию. Как она будет выглядеть?
– Это трикотажные свитшоты, штаны, платья. Мне изначально хотелось сделать одежду для подростков, потому что они как-то ущемлены. Но коллекция рассчитана на ребят от трех до двенадцати лет.
– Какие еще планы?
– Не хочу загадывать, пока хочу стабилизировать производство. Руководить проектом очень сложно. У меня еще проблемы с делегированием обязанностей, и я возлагаю на себя слишком много.
– Поэтому стабильность производства очень зависит от твоей продуктивности, да?
– Да. У меня нет опыта на руководящей должности. Я достаточно добра, не слишком строга или критична к своим сотрудникам. Это часто становится проблемой — сотрудники наглеют. Швеи, например, начинают хуже шить и спорить. Один раз я уволила девушку, потому что она шила свои вещи на моем оборудовании, когда меня не было. Я могу это разрешить, если нужно, например, подшить брюки вне рабочего времени, но когда это у меня за спиной в больших объемах — это не красиво. Один раз швея перерисовала себе мое лекало — я их делаю или заказываю за деньги, а она просто перерисовала.
– Какой средний возраст у твоей швеи?
– Я стараюсь, чтобы он был в районе 50 лет. Молодые плохо шьют и воспринимают тебя как подружку, да и приходят они только для того, чтобы набраться опыта и подсмотреть секретики. Часто нет усидчивости и трудолюбия. Если человек хочет делать, но что-то не получается, то это не проблема. А когда человек не хочет ничего делать — это беда.
– Какие еще есть проблемы? Почему не получается очень быстро расти?
– Проблема с кадрами — мало хороших ребят. Те, кто шьют хорошо, в основном сидят на производствах: это женщины еще прошлых поколений Они сидят на производстве, им стабильно, им никуда не хочется уходить. Многие боятся молодую меня и небольшого производства. Еще приходит много швей из ателье, но я их не беру — скорость пошива маленькая, они шьют одну рубашку целый день. В масштабах производства это мало.
– И все?
– Великое разнообразие одежды, которую производят российские дизайнеры. Рынок большой. Разнообразие есть, покупатели очень выборочные стали.
– Еще?
– Дорожают материалы, рабочая сила, реклама,
– Ребята работают у тебя по договору ГПХ или по ТК?
– Раньше были люди, которые работали официально. Сейчас работают по договору.
– Почему?
– Если человек хочет устроиться ко мне официально, я готова. Но чаще всего они сами приходят и говорят: «Мне официально не надо».
– Большие налоговые отчисления?
– Да. И в моем случае, если я беру сотрудника, из его зарплаты вычитается 13%, а еще я плачу за него налоги, которые тоже вычитаются из моего оборота. Поэтому не устраивать официально — это выход.
– У тебя не было никакого желания обратиться к государству за поддержкой производства?
– Ой… Я уже 24 года пытаюсь добиться, чтобы они поддержали меня в моей инвалидности. Нет, спасибо. Это слишком сложно: бюрократия, бумажки. Это и не поддержка даже, мне кажется, а просто… Ты еще и останешься должен в итоге.
– Были ли у тебя коллабы с кем-то? Планируешь?
– Пока не было. Я шила только для ресторанов форму официантам. Но это был просто заказ.
– С кем бы хотела?
– Если бы мне Acne предложил или COS, я бы не отказалась.
– St. Friday Socks недавно коллабились с Русским музеем. К таким институциям не хочешь обращаться?
– Есть марки, которые часто коллабятся со всеми. Я не скажу, что это мне интересно. Мне кажется, коллаборация — это когда и я сделаю что-то классное, и другой проект привнесет что-то классное. А так, как это делают многие марки — шьют свитшот и на него что-то печатают — это не интересно.
– Ты говоришь про качество ткани и своих вещей. Не боишься поставить слишком высокую планку, завысить ожидания покупателей?
– Только если для самой себя. Я, конечно, не шью сумки Chanel, но я и не стою, как сумки Chanel, — вот в чем вопрос. Мое качество отличается от масс-маркета, но цена не сильно отличается от него. Я недавно зашла в Zara, увидела тренч и подумала: «Окей, тренч в Zara — 10 тыс. рублей. У меня тоже». Но качество правда лучше.
– Почему у тебя есть стремление делать и качественно, и доступно?
– Изначально я шила с желанием шить для таких, как я, — студентов, которые хотят классную вещь, но денег у них не так много, Но в принципе, я не совсем понимаю, почему молодой питерский бренд шьет тренч из полиэстера и продает его за 25 тысяч. Так как я внутри этого, я понимаю, что, наверное, им какая-то женщина вручную делает ткань. Но получается, что себестоимость не очень высокая, а наценка слишком большая. Это очень здорово, но я не могу позволить себе такой наглости.
– У тебя не было желания сделать краудфандинг?
– Нет. Мне кажется, есть много проектов, которые достойны этого больше, чем… ну…
– Достойны?
– Которые больше полезны обществу. Например, те же самые протезы. Они больше полезны обществу, чем одежда, которой и так море. А я в принципе небольшими шажочками, стремлением и усидчивостью добьюсь, чего хочу.
Никита Пахарев