«Мы не ориентируемся на жертв». Интервью руководителя школы прав человека Витуса Медиа

Петербургская открытая школа прав человека (ПОШПЧ) открыла набор слушателей на новый курс. Записаться можно уже сейчас. Мы поговорили с её руководителем Витусом Медиа о том, зачем нужно защищать права человека, почему просветительские проекты в сфере правозащиты могут существовать только в столицах и с каких прав государство начнёт закручивать гайки в первую очередь.

— Расскажите о своей просветительской деятельности в области правозащиты.

Я представляю Петербургскую открытую школу прав человека и являюсь координатором Международной школы прав человека и гражданских действий на Северо-Западе России. На Северо-Западе у Международной школы есть два главных направления деятельности: дистанционные программы для регионов и конкретно в Петербурге — ПОШПЧ.

— Сколько лет существует эти проекты?

Международная школа прав человека существует больше десяти лет, она проводит мероприятия в разных городах и странах. Прежде всего — на территории новых независимых государств, которые обычно называют постсоветским пространством. А модель открытой школы в Петербурге существует четыре года. Впервые она появилась в Москве в 2013 году. До неё существовал пилотный проект — Воскресная школа прав человека. Затем эта инициатива трансформировалась в модель открытой школы прав человека и через год запустилась в Петербурге.

Ни одна школа не может изменить человека, это зависит от его собственного желания. Мы можем лишь помочь ему в этом, стараемся вести честный и откровенный разговор на уровне ценностей.

— Почему вы решили запустить открытую школу именно здесь?

Модель открытой школы направлена на конкретное городское сообщество, на людей, понимающих и разделяющих ценности правозащитного движения. Мы пытаемся наладить связь между правозащитниками и людьми, которые их никогда не видели, и в этом смысле мы не академическое учреждение, где люди учатся у преподавателей. У нас вообще нет преподавателей, у нас есть тренеры — действующие правозащитники.

— Как построены занятия в открытой школе?

Есть популярная схема — пирамида или конус эффективности образования. Согласно ей, лекции обладают самой малой эффективностью, а групповые обсуждения наиболее эффективны. Именно они проходят на большинстве наших занятий.

— Каким человек становится на выходе из школы?

Да тем же, что и на входе. Ни одна школа не может изменить человека, это зависит от его собственного желания. Мы можем лишь помочь ему в этом, стараемся вести честный и откровенный разговор на уровне ценностей. Например, нас интересует не политкорректность как таковая, а что вообще такое сосуществование и как всем нам разным жить в одном обществе.

Правозащитная деятельность — деятельность не политическая.

— Кто ваш потенциальный ученик?

Мы ориентируемся не на жертв, а на людей, которые готовы что-то делать для укрепления прав человека. Потому что если не будет существовать хоть какой-нибудь значащей группы, готовой защищать не себя, а другого человека — путём проявления солидарности, с помощью коллективных действий — то не будет существовать и прав человека.

— На какой площадке работает школа?

У ПОШПЧ нет постоянного места локации. Мероприятия проходят на разных площадках, которые нам предоставляют партнерские организации и дружественные инициативы.

— На какие деньги живёт школа?

Школа — волонтёрская команда. У нас нет своих расчётных счетов, офиса, сотрудников. Нам бывают необходимы средства на то, чтобы ведущий какого-нибудь мероприятия доехал до Петербурга. На это у нас нет денег, поэтому раньше мы просили средства у партнерских организаций, собирали пожертвования на мероприятиях. На днях мы решили начать кампанию на нашем сайте по сбору средств для таких случаев.

— Кто ваши партнеры?

Это «Молодёжное правозащитное движение», «Международная школа прав человека и гражданских действий», «Гражданский контроль» и гражданский коворкинг Петербурга «Открытое пространство». Ещё у нас есть множество информационных партнёров. Мы тесно сотрудничаем с Правозащитным Советом Санкт-Петербурга, Солдатскими матерями, фондом Иофе, «Ночлежкой» и другими правозащитными организациями и гражданскими группами.

Мои размышления об эмиграции не связаны напрямую с моей деятельностью. Скорее с наступлением того момента, когда делать что-либо просветительского в России будет невозможно. Мне кажется, пока этот момент не настал.

— Сколько примерно учеников проходит один набор?

Мы знаем из практики, сколько нужно анкет для того, чтобы состоялся набор школы. Каждый набор нам нужно 333 анкеты для того, чтобы школу закончили порядка 33 человек.

— Они отсеиваются сами?

Да. Мы фильтруем только тех, кто открыто представляет какие-то радикальные группы, и людей неадекватных. Других фильтров у нас нет. В нашей школе занимаются люди совершенно разных политических взглядов. Мы держимся подальше от политики. Кстати, это является одним из элементов нашего вводного семинара, где мы объясняем, что правозащитная деятельность — деятельность не политическая.

— Почему политика и правозащитная деятельность не находятся вместе?

У них разные цели. Политическая деятельность сопряжена с ротацией публичной власти. А правозащитная деятельность связана с защитой прав человека. В этом смысле правозащитник всегда будет медиатором[note]Посредником[/note] между человеком и публичной властью.

— Почему модели открытых школ сработали в Петербурге и Москве, но не работают в других городах России?

Для того, чтобы школа реализовалась, необходимо определённое количество потенциальных участников. Судя по опыту и по различным эмпирическим данным, такое необходимое количество свободно интересующихся людей есть только в больших городах. Петербург — это уже предел. Изначально мы начинали вести школу с той же периодичностью, что и в Москве — раз в полгода. За полгода проходит весь цикл обучения. При этом в Москве сейчас идёт уже десятый набор, а у нас осенью будет только седьмой. То есть мы отстаём, потому что в Москве раз в полгода могут найтись заинтересованные люди, а в Петербурге — нет. Соответственно, в остальных городах, которые входят в пятёрку крупнейших в России —Нижнем Новгороде, Екатеринбурге, Новосибирске — существование открытой школы, к сожалению, невозможно.

В мире не существует стран, где бы не нарушались права человека. Это аксиома.

— Получается, люди в других городах просто не заинтересованы в своих правах?

Люди в принципе не заинтересованы темой прав человека. Ещё в 2006 году «Форум доноров» по итогам опроса составил рейтинг того, по каким темам люди готовы жертвовать деньги. Я помню, что замыкали рейтинг две темы: экологическая и права человека. В России по прошествии времени эта ситуация стала только хуже, не говоря уже о просвещении в сфере прав человека. В частности, можно привести пример опроса, который проводил «Левада-центр» в 2014 году, по поводу приоритетов того, что важнее для людей: права человека или порядок. Людям важнее порядок.

— Вы занимаетесь правозащитной деятельностью каждый день. Насколько часто к вам приходит мысль все бросить и уехать туда, где права человека соблюдаются в полной мере?

Скорее не мысли, а фантазии о том, чем бы я мог заниматься, находясь в другой стране с более комфортными условиями. Как правило, я прихожу к выводу, что мне не очень понятно, чем бы я занимался в другой стране. У меня есть гипотеза, почему именно активистам, а не потенциальным экономическим мигрантам приходят такие мысли. Чаще всего это происходит с людьми, которым для подтверждения правильности их действий и мотивации нужен результат через определённый промежуток времени. А просвещение не даёт быстрых результатов. Более того, возможно, я их вообще не увижу. В этом смысле мои размышления об эмиграции не связаны напрямую с моей деятельностью. Они связаны скорее с наступлением того момента, когда делать что-либо просветительского в России будет невозможно. Мне кажется, пока этот момент не настал.

— Насколько права человека соблюдаются в России?  

Начнём с того, что в мире не существует стран, где бы не нарушались права человека. Это аксиома. Права человека придуманы для того, чтобы защитить его от государственной власти. Вопрос состоит в том, где наиболее массово происходит нарушение каких-либо прав. В России не очень хорошо с соблюдением фундаментальных прав. Это истории с пытками, принудительным трудом. Вообще есть три права, соблюдение которых очень легко отследить в той или иной стране: свобода слова, свобода собраний и свобода объединений. Эти права помогают защищать другие права человека и общественные интересы. Именно с них обычно начинается закручивание гаек. Существует множество рейтингов стран по соблюдению данных прав, они доступны в интернете, я ничего нового сказать не смогу. Это как раз и является предметом того, к чему мы предлагаем присоединиться нашим ученикам: массовые практики гражданского контроля за деятельностью органов публичной власти, местного самоуправления и — прежде всего — за правоохранительными органами.

Поговорила и записала: Даша Горшенина