Пасмур Рачуйко входит в топ-100 молодых российских художников по версии InArt, получал премию Собака.ru в номинации «Искусство», за его плечами персональная выставка в «Варочном цехе» и участие в бесчисленных коллективных выставках, в том числе в Музее стрит-арта и культовой галерее «Люда» в Санкт-Петербурге. Его работы хранятся в Музее уличного искусства в Санкт-Петербурге и частных коллекциях в Швейцарии, Италии и Украине. Что пишет этот молодой художник и почему он набирает популярность?
Пасмур пишет тревожные сюрреалистические картины про российскую бытовую действительность. Городские паттерны его работ — серые панельные многоэтажки, берёзки, магазины «Дикси», православные храмы, «Почта России». Эти объекты тоже герои картин, вместе с полицейскими, женщинами в хиджабах, серафимами и жар-птицами, создающими особое ощущение надорванной реальности.
Настоящее имя художника — Вениамин, он родился в 1986 году в Ростове-на-Дону, в 2006 уехал жить в Петербург и, прожив там 10 лет, вернулся в Ростов, а через некоторое время уехал жить в Геленджик.
Первую картину он написал в 2012 году. Тогда псевдонима Пасмур Рачуйко ещё не существовало. Художник выставлялся под разными именами с разной национальной идентичностью. После участия в выставке под дагестанским псевдонимом Хамзат Мусаев для следующего проекта Вениамин решил использовать максимально славянское имя. Поиски привели к старому имени Пасмур — нетрудно догадаться, что оно означает «пасмурный», «хмурый». Для звучности и баланса художник добавил струящуюся фамилию Рачуйко. Случайно родившийся псевдоним прижился, а мы узнали о существовании красивого старославянского имени.
Игра с национальной идентичностью была частью художественной практики. Почти все работы Пасмура — автопортреты. Даже если герой картины изображён со спины и в образе ОМОНовца, по неизменной кепке или шапке и странному спокойствию всё равно понимаешь, что это Пасмур. Кепка тоже автобиографическая — мало кто видел художника без головного убора.
Поиск самоидентификации как художественный метод продолжает поиск самоидентификации Пасмура как человека. До того как начать писать, Пасмур отучился в Санкт-Петербургском государственном институте культуры на лингвиста. Но лингвистом не стал, а стал ихтиопатологом на карантинной базе, где три года лечил рыб, заболевших при перевозке. Только потом он взялся за масло и кисти, ставшие его постоянным занятием.
На полотнах Пасмур предстаёт в двух основных и, казалось бы, противоборствующих образах — как полицейский и как любитель спортивных костюмов, живущий на окраине города.
На самом деле противостояния нет. Каждый на картинах Пасмура занят собой — никому нет дела до соседа. Мент Пасмур отстранённо держит под руку парня-со-двора-Пасмура. Ещё один мент Пасмур спокойно смотрит на парящего краснокожего мужчину с черепом вместо лица. Так, будто это всё обыденность, у нас такое каждый день происходит, чему же тут удивляться.
То же касается женщин в хиджабах — ещё одного повторяющегося от работы к работе символа. Они присутствуют в самых обычных местах — в метро, у типового мемориала Великой Ответственной войне, в квартире с коврами на стенах. Не делая ничего необычного, они всё же несут ощущение невысказанной тревоги.
В одном из интервью художник объяснял появление женщины в хиджабе на керамическом панно, выполненном надглазурной росписью для офиса агентства SKCG, «как символ внутреннего компромисса, на который приходится идти, решая работать в российском медиабизнесе». Художник трактует хиджаб как цензуру, как невозможность прямо и честно высказываться.
Сказочные и тропические птицы, львы, обезьяны, переходы метро, расписанные под схемы храмовой росписи, ставший уже хрестоматийным кот в шапке-куполе переделывают типичные городские пейзажи в странную мифическую среду. Это новое пространство, наполненное потусторонней и в то же время очень родной, той самой русской тоской.
При этом Пасмур сознательно отказывается давать своим работам названия. Он считает, что название часто воспринимают как ключ, как разгадку к работе. Поэтому дать название работе означало бы для него лишить зрителя свободы интерпретации.
Работы Пасмура — полный самоиронии китч в традициях В. Дубосарского, А. Виноградова и Пьера и Жиля, чьё влияние ощутимо в его картинах. Однако в отличие от этих дуэтов, работы Пасмура насквозь пропитаны ощущением уязвимости. Острое чувство угрозы и опасности буквально сочится из каждой картины. Сорокинской жути в них больше, чем разудалого абсурдизма Пьера и Жиля.
Из этого чувства уязвимости родился ещё один проект Пасмура — «Дикий корм». Жизнь в Петербурге под влиянием экономических кризисов привела художника к размышлениям о том, как выжить в городе без денег и можно ли выжить, питаясь подножным кормом. Художник отправился в ближайший лес на поиски пищи, а потом ещё раз и ещё. «Игра в постапокалипсис» переросла в полноценный режим питания и художественный проект. Пасмур охотно делится своими находками, иногда выкладывает на своём youtube-канале рецепты.
Источники вдохновения для поиска новых съедобных трав для Пасмура — это книги о местной флоре, такие как «Главнейшие дикорастущие пищевые растения Ленинградской области», написанная сотрудниками Ботанического Института в 1942 году в блокадном Ленинграде.
«Авторы брошюры говорят о пользе, а не о спасении от голода и лишь тот читатель, который осведомлен о том, что эти строки писались в блокадном Ленинграде, прочтёт их как инструкцию по выживанию, прочувствует межстрочные тревогу, страх и надежду. Дикий корм — это кухня чёрных дней, кухня осаждённых городов, голодающих регионов и беднейших народов. Это кухня постапокалипсиса. Я предлагаю дикий корм как гастрономический дауншифтинг в ответ на чувство незащищённости человека в системе», — говорит художник.
Хотя «Дикий корм» — это «кухня чёрного дня», рецепты не вызывают ощущения выживания ради выживания. Пасмур учит готовить спагетти из крапивы, песто из крапивы и кислицы, эскарго из диких улиток. Улитки для Пасмура вообще объект восхищения — он предлагает использовать их в качестве альтернативного источника белка: производственные затраты минимальны, улитки питательны, едят почти всё и очень быстро размножаются. «Если бы все люди кушали улиток, не было бы голода», — считает художник.
«Дикий корм» — полноценный и продуманный подход к питанию. Пасмур учит не только готовить отдельные блюда, но и запасать продукты впрок — зимой трав в лесу не найдёшь. Он рассказывает, как замариновать стебли лопуха и конского щавеля или сделать сироп из одуванчиков. А маринованные бутоны одуванчика, по словам художника, напоминают по вкусу каперсы. При этом «Дикий корм» ещё и перформативный проект. Пасмур готовил для множества вечеринок, для клуба Untitled в Москве. В Музее стрит-арта в Петербурге состоялся полноценный фуршет из блюд дикой кухни.
Творчество Пасмура визуально влияет на современность и отражает его способность глубоко анализировать действительность и остро чувствовать общественные явления, обнажая знаковые сюжеты. Достаточно посмотреть клип Shortparis «Страшно» — тревожный поколенческий манифест, как его описал Афиша.Daily, — чтобы это понять.
Несмотря на разные артикуляцию и отсылки — клип Shortparis отсылает к трагическим событиям в Беслане и Керчи — такие параллели безошибочно показывают общее чувство нарастающей тревоги. Тревоги, выразить которую в силу многих причин можно только символами.