На прошлой неделе Александру Беглову сообщили, что в Санкт-Петербурге проживает 25 тысяч наркопотребителей. Но эта цифра не очень похожа на правду, поэтому мы решили обсудить её с создателем проекта DrugStat. В итоге получился разговор о проекте, эпидемии альфа-пвп и влиянии даркнета на ситуацию.  

— Я хотел бы начать разговор с того, как ты пришел к созданию канала, почему тебя заинтересовала тема и почему, как тебе кажется, канал стал популярным? 

— Я был обычным наркопотребителем, не вижу смысла это скрывать. Мне кажется, каждый, кто так или иначе связан с наркотиками, раньше их употреблял. Я хотел зарабатывать на чем-то, что связано с веществами. При этом мне не очень хотелось сесть, поэтому я не рассматривал возможность быть кладменом или открывать свой магазин. Я хотел, чтобы моя деятельность была легальной. Однажды я увидел в телеграме какой-то канал с кислотными гифками и подумал, почему бы мне не сделать свой канал со статистикой про наркотики. Я осуществил это, начал его раскручивать, вкладываться, тратить на него все свободное время. Почему это стало так популярно? Я думаю, тут две причины. Во-первых, это крутая идея, реализации которой до этого не было и вряд ли бы она появилась. Мне кажется, что контент моего канала действительно крутой. Во-вторых, можно раскрутить любой продукт, если правильно вкладываться. Я в это правильно вкладывался временем, реинвестировал все деньги, которые получал, — и вот.

— Как ты думаешь, тебя читает кто-нибудь из властных структур? 

— Не знаю. Я знаю, что меня читают многие руководители и сотрудники различных НКО, связанных с веществами, типа «Гуманитарного действия» и «Фонда Андрея Рылькова». 

— Меня больше интересует петербургский рынок, поэтому я буду спрашивать в основном про него. 

— Да, но ситуация с Петербургом актуальна и для всей России, для всех крупных городов: Челябинск, Владивосток, Казань, Москва. 

— В феврале ты писал про 120 тыс. сделок. Есть ли данные о том, как меняется динамика? 

— Да, есть, я недавно публиковал данные. Я посчитал изменение популярности спроса наркотиков по отношению к январю в Питере. С января по октябрь спрос на марихуану и на кокаин вырос на 220%, на гашиш на 160%, мефедрон чуть больше 150%, альфа и амфетамин около 140%. Это с января по октябрь. И для такого крупного города, как Петербург, данные в рост на 140% — это огромные абсолютные отношения. Я не уверен в точных значениях, но тренд действительно такой, что популярность каждого из наркотиков выросла на 150–200%. 

И еще забавный момент: у меня была идея посчитать соотношение отзывов к населению города. Когда я это сделал, я отказался от нее — статистика показалась мне странной, потому что региональные города выходили в топ, а Москва оставалась далеко позади, но Петербург занимал одно из лидирующих мест почти по всем веществам. И даже если так посмотреть, то Петербург отстает от столицы по продажам на «Гидре» на 50%, наверное, но при этом населения здесь гораздо меньше, чем в Москве. Поэтому можно точно сказать, что Петербург — самый торчащий город России. 

— Беглову доложили, что в Петербурге 25 тыс. наркопотребителей. Насколько эта цифра далека от реальности? 

— Это бред. Очень далека. Если в февральском исследовании я писал, что за месяц происходит 120 тыс. сделок, то сейчас эта цифра выросла в полтора-два раза. Ну какие 25 тыс. наркопотребителей? Учитывая, что с одного аккаунта нередко сидит несколько человек. Я не знаю, откуда взяты эти цифры, может, с потолка? Вообще, многие цифры из официальных отчетов, связанных с наркотиками, — это не то, чему стоит слепо доверять.

— Да, мой следующий вопрос как раз об этом. Росстат и Минздрав отчитываются о снижении количества наркозависимых. Почему плохо, что есть их цифры, которые не соответствуют реальности? 

— У меня был пост о несоответствии цифр из разных государственных источников по смертности. 

Смотри, данные ООН предоставляют страны-участницы. Это происходит так: каждый год организация отсылает чиновникам стран-участниц большие опросники, в которых спрашивают, что изымалось, какое количество передозировок и смертей. И каждый год данные Росстата и данные ООН разительно отличаются. В 2017 Росстат говорит, что умерло 4285 человек и в этом же году чиновники сказали, что умерло 7529 человек. Почему это плохо? Ну, мы не знаем размаха проблемы, мы не знаем сути проблемы, мы не знаем, сколько у нас в стране наркопотребителей. В странах Европейского Союза проводят действительные социально-демографические опросы, в том числе и среди школьников. С этими данными можно считать розничный рынок продажи наркотиков, понимать настоящие его масштабы. У нас этого ничего нет. 

— В конце 2018 года Алексей Лахов из «Гуманитарного действия» говорил, что в Петербурге начинается эпидемия дизайнерских наркотиков. Она началась? 

— Можно сказать, что уже произошла и что процесс уже идет и не происходит ничего, что может его остановить. 

— Дизайнерский наркотики — это альфа-пвп, мефедрон…? 

— Да, это два самых основных. Там есть еще МДПВ и куча разных наркотиков, но основные вот эти два. Дизайнерскими они назывались только тогда, когда они появились на рынке, но сейчас так никто не говорит. Для России это уже вполне обиходные вещества, вроде амфетамина или марихуаны. 

— С какой скоростью это происходит? 

— Не знаю. Об этом я не могу сказать, поскольку по отзывам «Гидры» нельзя назвать реальное количество наркопотребителей. Нельзя называть точные цифры без социологических исследований. 

— А сколько той же альфы потребляют? 

— Это опять упирается в социологические опросы. Мы могли бы подсчитать, какая доля населения употребляет тот или иной наркотик, потом узнать среднюю дозировку потребляемого наркотика, как часто этот наркотик потребляют и в итоге оценить потребительский рынок. По данным «Гидры» нельзя сказать, сколько наркотиков потребляют. Один отзыв — факт совершения покупки наркотика, но какого веса покупка — неизвестно. Можно считать, что один отзыв — один грамм, потому что меньше не продается. И так мы придем к цифре около десяти тысяч грамм, но на эту цифру нельзя полагаться, потому что некоторые из этих отзывов идут на килограммы. Нельзя оценить объемы. У меня было предположение, как это посчитать, но я, честно говоря, уже задолбался считать и писать про «Гидру», потому что любое ее упоминание — это дополнительная реклама, а у нее с этим нет проблем. 

— Это опять будет вопрос, который упрется в отсутствие социологических исследований, но все же, есть хотя бы примерный портрет потребителя альфы? 

— Единственное, по чему я могу судить, это база данных «Гуманитарного действия», которая попадалась мне в руки. Это статистика из синих автобусов — проекта, куда люди обращаются за поддержкой, шприцами, консультацией. И там были цифры по среднему возрасту тех, кто употребляет внутривенно. Естественно, их основная аудитория — метадоновые и героиновые наркозависимые, но у них есть и данные и по мефедрону, и по альфе. Героин и метадон — 39 лет, метамфетамин — 38, альфа — 32, а мефедрон — 25–26, то есть молодые ребята. Портрет мефедронового потребителя — просто обычные молодые ребята от 18 до 25. Могут выглядеть модно, могут не очень. Мефедрон, в основном — модный молодёжный наркотик, а альфа — дешёвое вещество для более маргинализированных слоёв населения. Его могут употреблять люди 25–30 лет с низкими доходами.

— А есть какая-то связь между употреблением альфы и уровнем доходов населения? Я заметил, что в Польше достаточно высокий уровень потребления дизайнерских наркотиков, а в соседней Германии он низок. Или это все-таки следствие наркополитики? 

— Я тоже пытался проверить эту теорию, сравнивая средний заработок и уровень потребления альфы в регионах, но у меня не вышло. Наверное, правильнее ответить, что цены и зарплата — это не основная причина. И наркополитика — не причина, это способ сглаживать углы, как-то регулировать это. И «Гидра» не причина. Плохая ситуация с наркотиками в стране — это показатель того, что в стране плохая ситуация. 

Наркотики — не суть проблемы. Человек становится наркозависимым не потому, что ему захотелось употребить, ему понравилось и он подсел. Такое происходит совершенно нечасто и совершенно не характерно для людей, зависящих от тяжёлых наркотиков.

Человек начинает употреблять наркотики из-за какой-нибудь социальной напряженности: это могут быть семейные конфликты, это может быть негативная среда вокруг. Наркотики — следствие, а не причина. Поэтому, когда у нас плохая образовательная система, когда в стране низкие доходы, когда родители не могут дать нормальных карманных денег подросткам, те идут работать кладменами. А еще в кладмены идут, потому что другой работы для молодежи нет. Если тебе нет 18 лет, то ты можешь пойти работать простым курьером или раздавать листовки за копейки. Если мы боремся с наркоманией, то мы безусловно должны развивать наркополитику, средства минимизации вреда, это даже не обсуждается. Но нужно смотреть вокруг. 

— А есть хоть какие-то исследования о влиянии альфы на организм потребителя? 

— Не видел, по мефедрону было что-то похожее, но это было не очень глубинное исследование, которое не изучало долгосрочные последствия. В отношении этих веществ мы ничего не знаем о долгосрочных последствиях. Мы не знаем, что будет через 10–15–20 лет с людьми, которые сейчас употребляют эти наркотики. Это только будущее покажет. 

— А я правильно понимаю, что альфа и мефедрон очень дешевые в производстве? 

— Затраты на реактивы 800 грамм мефедрона составляют примерно 13 тыс. рублей, примерная себестоимость одного грамма — примерно 20 рублей. При синтезе больших оптовых объемов себестоимость будет стремиться 1–2 рублям за грамм. При этом грамм мефедрона в розницу идет за 1700–1800 рублей.

— Они производятся здесь? На местах, или их везут? 

— Мефедрон и альфа локально производятся. Амфетамин частично везут, частично тут делают. MDMA, например, полностью импортное. Мефедрон и альфу очень легко производить, можно прям на кухне синтезировать. Почему я, собственно, решил, что меф и альфа производятся в России? Если посмотреть на региональное распределение цен, то у импортных наркотиков цена будет увеличиваться при удалении от европейской границы, а мефедрон и альфа по всей стране стоят одинаково, цены минимально колеблются. 

— Почти у всех наркотиков есть пик продаж в выходные, а у альфы пика нет? 

— Да. Ну, пик продаж есть, он тоже на выходных, но он менее высокий. То есть график распределения продаж по дням недели у альфы наиболее пологий. 

— Вокруг меня ходит много разговоров о том, что много школьников потребляют альфу. У нас нет ничего, чем мы могли бы подтвердить или опровергнуть это? 

— У меня были цифры, показывающие падение продаж в начале лета, когда происходят сессии и экзамены, у альфы это падение было наименьшим. Все резко падало, а альфа — нет. И это может говорить о двух вещах: либо люди, которые потребляют альфу, не в школьном и не в студенческом возрасте, либо люди, которые потребляют альфу, просто кладут на то, что сейчас идут экзамены. 

— Насколько сильно «Гидра» влияет на рост количества наркопотребителей? Проблема в «Гидре»? 

— Не-не. Гидра — это не причина, это опять же следствие. Однако ее существование и то удобство, которое она предлагает пользователю, конечно, влияет на то, что наркопотребление развивается быстрее, чем могло бы развиваться. 

— Ты пишешь о том, что марихуану нужно легализовать, чтобы не работала теория входных врат, когда человек заходит на «Гидру» впервые за травой, а потом втягивается и начинает потреблять другие наркотики. Почему легализация не сработает в обратную сторону? 

— Мы говорим про конкретный российский кейс, где для многих потребителей марихуана действительно первый наркотик, который они пробуют. Когда человек заходит впервые на «Гидру», он заходит раз, заходит два, а потом он замечает, что кроме марихуаны есть список из десятков веществ, любое из которых может точно так же в несколько кликов достаться ему. Именно в этой ситуации и работает эта теория. 

С марихуаной еще такая история, что ее глобальный рынок потребления очень велик, он просто огромен. Около 60% от общего мирового наркопотребления приходятся как раз на нее. Это огромный финансовый оборот, это огромные деньги на борьбу с ней, хотя их можно было бы перенаправить на что-то другое, налоги с этого получать. 

— Что не так с нашей наркополитикой? 

— Честно? Я не хочу отвечать на этот вопрос. Эти разговоры — к пустому. Ну ты веришь в то, что может что-то поменяться в наркополитике? Глобально говорить о том, что можно поменять, — бесполезное занятие. Что может сделать каждый из нас? Поддерживать такие проекты, как «Фонд Рылькова», «Гуманитарное действие» — это люди с большой буквы, они делают то, что по-хорошему должно делать государство. Они действительно помогают людям. А от чиновников нет смысла чего-то ждать. 

Никита Пахарев

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *