В конце зимы в России опубликовали дебютный роман американской писательницы Ханьи Янагихары «Люди среди деревьев». В США книга вышла еще в 2013, но до нас дошла только сейчас. Роман был хорошо встречен критиками, но особой любви от читателей не получил. Мировую известность Янагихаре принесла вторая работа – «Маленькая жизнь». Ее издали в России задолго до дебюта, осенью 2016.
В первом, экспериментальном выпуске рубрики «Книжная полка миллениала» Виталий Балашов рассказывает о том, почему «Маленькая жизнь» — новый тип литературы, которая уже давно была нам нужна и к которой мы по-прежнему не готовы.
Еще до прочтения «Маленькая жизнь» вызывала смешанные чувства. Ее хвалили, ей восторгались и про нее писали практически все. С одной стороны, это отталкивало – такая масштабная промо-кампания вряд ли была бы необходима по-настоящему ценному произведению. С другой, все эти положительные рецензии только подогревали интерес.
Начинается все просто. Четыре друга, эдаких современных мушкетера из числа творческой и интеллигентной богемы условного Нью-Йорка живут обычной студенческой жизнью. Они крепко дружат и громогласно ссорятся, устраивают выставки и сдают экзамены, снимают квартиры и едят из одной тарелки. Тут нашлось место эксцентричному художнику Джей Би, рассудительному архитектору Малкольму, начинающему актеру Виллему и скрытному юристу и математику Джуду. Поначалу читателю кажется, что весь роман будет построен по известному принципу – истории друзей будут переплетаться, расходиться и сплетаться вновь, рассказывая каждую биографию по отдельности. Однако постепенно сюжет тугой петлей стягивается вокруг Джуда и его отношений с внешним миром. Компания начинает восприниматься не как «четверо друзей», а по модели «трое и один», в лучших традициях Владислава Крапивина и его «Голубятни на желтой поляне».
Янагихара – тонкий психолог и изощренный манипулятор. История в «Маленькой жизни» раскрывается нелинейно, то оставаясь в насыщенном и относительно благополучном настоящем, то прыгая в неопределенное будущее или туманное, черное прошлое. Это добавляет роману динамики и создает уникальный детективный эффект. Время спрессовывает и вымывает воспоминания, однако здесь на них сделан, пожалуй, основной акцент.
Прошлое – главная интрига романа. Автор фрагментарно, обрывками разговоров и полунамеками раскрывает нам детали биографии Джуда, и читатель одновременно с его друзьями пытается разгадать персонажа. Почему он так плохо ходит? Почему сторонится других и обособляется? Кто его родители? Как прошло его детство? Почему он никогда не носит одежду с коротким рукавом? Что он прячет в пластиковом пакете под раковиной? Как проходят его ночи?
Постепенно подробности начинают складываться в жуткий паззл, и его каждая маленькая деталь – это ощутимый удар под дых, от которого надолго перехватывает дыхание. Читатель начинает сомневаться в истинности этих подробностей – возможно, это всего лишь неверная трактовка, и на самом деле там нет ничего такого? Однако Янагихара хоть и хитра и таинственна, но прямолинейна. Читатель не ошибся, бритвенное лезвие и ватные диски здесь нужны именно для этого, а не для каких-то безобидных бытовых целей. И таинственный приют для беспризорников тут вовсе не в духе «Оливера Твиста», а намерения его воспитателей совсем не такие благие, как может показаться на первый взгляд. Удар доской здесь – это именно удар доской, никакого двойного дна. Насилие в самых изощренных своих проявлениях – это первобытное насилие без какого бы то ни было скрытого смысла.
В США роман упрекали в излишней жестокости, но это сильное преувеличение. Читатель, знавший Джона Ирвинга и Джонатана Литтелла, должен быть готов к чему угодно. И, тем не менее, где-то на второй трети романа он начинает упрашивать Янагихару, чтобы она дала персонажу хотя бы немного спокойствия. Речь не идет о счастье – кажется, что после таких испытаний оно по умолчанию невозможно, да и сам Джуд говорит, что не способен, не достоин, не заслуживает его. Однако на голову хромого юриста вываливается такое количество громогласного, трудноперевариваемого кошмара, что читатель обращается к автору как к демиургу с мольбой о хотя бы небольшом перерыве. О маленькой передышке, где не будет этой постоянной проверки на прочность, на умение достигать, испытывать и наслаждаться новыми гранями и проявлениями различной боли – от лезвий и ожогов оливковым маслом, от избиения бойфрендом, от ощущения собственной уродливости, неправильности и бракованности, как у дешевой куклы.
И эта передышка наступает. В какой-то момент друзья делают головокружительную карьеру, становясь популярными, востребованными и богатыми. Джей Би устраивает выставки, которые хочется посетить. Малкольм строит дома, в которых хочется жить. Виллем снимается в фильмах, которые хочется посмотреть. Даже Джуд на некоторое время приходит в себя и ощущает себя в относительной гармонии – приемные родители показывают настоящие чудеса эмпатии, работа снова начинает вызывать неподдельный интерес, конфликты с лечащим врачом сходят на нет, а новый бойфренд не требует раздеваться и заниматься сексом.
«Маленькая жизнь» обособленна от религии и политики. Здесь этих элементов нет совсем, они вычеркнуты за ненадобностью. А еще в романе практически нет признаков времени и места, несмотря на то, что действие происходит в условном Нью-Йорке. Янагихара стирает эти мелочи, намеренно делая их блеклыми – важны не декорации, а история, которая была, есть и всегда будет. История, о которой нельзя молчать, даже если говорить трудно, стыдно и неуютно. История о том, что нельзя искать оправдание тем вещам, на которые мы неспособны повлиять.
Роман вышел в России в самый подходящий момент. В конце 2016 в соцсетях и СМИ все чаще всплывали темы замалчивания травм прошлого и сексуального насилия. И, к сожалению, стало понятно, что даже такой талантливый и провокационный роман не способен переломить парадигму «не выносить сор из избы». У нас до сих пор не существует контекста, в рамках которого люди могут обсуждать настолько болезненные темы. Попытки рассказать об этом все еще приводят не к проработке проблемы, а к обвинениям жертвы и слатшеймингу. Тем ценнее перечитать роман сегодня.
Янагихара выступает спокойно, без манерной сентиментальности и пафоса. Она выходит и говорит: «Мужчина – это не безэмоциональный мешок с холодным дерьмом. Он тоже испытывает эмоции. Ему тоже бывает больно и страшно, стыдно и неуютно. И это нормально». И уверенно раскрывает этот тезис на протяжении всех семисот страниц.
«Маленькая жизнь» в эмоциональном плане — это американские горки. Читателя кидает из холодной депрессивной глубины к ярким и жизнеутверждающим впечатлениям, а затем возвращают обратно. Роман по-разному раскрывается для каждого читателя – кому-то он покажется историей о дружбе, кому-то – о любви, а кому-нибудь третьему – о тонкой грани между этими понятиями. Кто-то увидит здесь страшную сказку на ночь, кто-то – брутальный роман о гомосексуальных отношениях, а кто-то – историю о насилии и преодолении. И за эту многогранность и уникальную структуру, благодаря которым каждый читатель воспринимает «Маленькую жизнь» как что-то глубоко личное, потаенное и сокровенное, роман можно хвалить в первую очередь. Такого в литературе не было уже давно. А, может быть, не было никогда.
Виталий Балашов