Мрачные рыцарские замки и романтические башенки, высокие стрельчатые окна и диковинные витражи — всё это атрибуты готической архитектуры, характерной для средневековой Европы. В Петербурге аутентичной готики, понятное дело, нет — наш город для неё слишком молодой. А вот неоготику или псевдоготику найти вполне можно. Сегодня мы расскажем о самых готичных крепостях, храмах и дворцах в административных границах современного Петербурга.

Чесменский дворец

Первым зданием, выполненном в стиле русской неоготики, стал построенный в 1777 году Чесменский дворец. Первоначально он назывался Кекерикексинский — по исконному названию местности, где был построен — но через пару лет Екатерина II изменила название этого путевого дворца на более привычное для русского уха.

В итоге путевой дворец назвали в честь победы в морской Чесменской битве, после которой, кстати, Россия впервые начала «покоренье Крыма», постепенно отвоёвывая полуостров у турок.

Дворец со всех сторон окружён советскими зданиями — он располагается к югу от Парка Победы, в двух шагах от Московского проспекта. Но в конце XVIII века Петербург до этих мест ещё не добрался, и дворец построили буквально в чистом поле — чтобы государыня могла отдохнуть по пути из столицы в Царское Село. Главными обитателями этих мест в ту пору были лягушки, и именно маленькая зелёная лягушка стала маскотом Чесменского двоорца. Для него у британского фарфорового мастера Веджвуда даже заказали специальный сервиз, на каждом предмете которого он нарисовал такого лягушонка.

Ква.

Но уникальность Чесменского дворца в том, что в нём архитектор Фельтен как бы изобразил свои представления о «высоком Средневековье» Европы. Тем самым был задан тон всей так называемой «ложной готике», которая оставалась достаточно популярной в России добрых полвека. Суровая рыцарская романтика дворца изначально дополнялась рвом вокруг него, который потом воспроизвели в Михайловском замке. А на гугл-картах он теперь напоминает новомодный спиннер.

Крепость «Бип»

Странное название, да. На самом юге современного Петербурга — в Павловске — стоит самый настоящий маленький замок. Это и есть крепость «Бип». В ходе увеселений в конце XVIII века тут играли спектакль, в котором фигурировал некий барон Бибс. И почти сразу имя персонажа перенеслось на всё здание, хотя официально оно называлось так же, как и парк вокруг — Мариенталь. Забавно, но в 1920-е годы советские граждане, привыкшие к многочисленным аббревиатурам того времени, считали, что «Бип» — это сокращение от «Бастион императора Павла» или что-то в этом роде.

Как фортификационное сооружение «Бип» использовался сравнительно недолго. Хотя вал, на котором он стоит, уходит своими корнями ещё в допетровскую историю: его насыпали в 1702 году по приказу шведского генерала Крониорта. Впрочем, шведов от поражения в Северной войне это так и не спасло.

Ещё через пару столетий «Бип» на несколько дней стал ставкой белого генерала Юденича, наступавшего на революционный Петроград в 1919 году. Наконец, в ходе Второй мировой маленький замок серьёзно пострадал в ходе боёв. В СССР его так и не реконструировали, и «Бип» более полувека представлял собой обгоревшие развалины. Красивые, живописные и романтические, но — развалины. Это было очень грустно.

И только в наше время новый владелец полностью реконструировал крепость. Теперь тут отель и ресторан. Судя по прейскуранту, и отель, и ресторан не для простых смертных — например, бутылка шампанского или тосканского вина из подвалов бывшей крепости стоит 30-40 тысяч рублей.

Но зато «Бип» впервые за 200 лет восстановлен в первоначальном виде, причём под зорким оком КГИОПа, без всякой архитектурной отсебятины. Сейчас на замок любо-дорого смотреть: его жёлтые стены и стрельчатые окна производят должное романтическое впечатление. Кажется, вот-вот из окна выглянет какая-нибудь Рапунцель.

Петергофский вокзал

При Николае I строить неоготику практически перестали. Такой стиль замков и дворцов в пору реакции считался чересчур вычурным и слишком западным. Лишь с середины XIX века витиеватые линии и стремительные шпили вернулись.

Это вокзал в Новом Петергофе, построенный Николаем Бенуа. Одним своим существованием это здание доказывает, что готика — это не обязательно кирхи и дворцы, готической может быть вполне утилитарная постройка или обычный жилой дом.

Многие, казалось бы, декоративные элементы здания имеют практический смысл. У многих иностранцев, впервые оказавшихся в Петергофе, округляются глаза, когда из темноты высокой арки вокзала выезжает поезд.

Это и другие удачные решения тем более ценны, если учесть, что работа велась в спешке и с ограничением в средствах — в итоге вокзал Бенуа закончить так и не дали. Его можно считать недостроенным, так как на определённом этапе финансирование проекта резко урезали без объяснения причин. Поэтому получить последние 1600 рублей на чугунные рамы для окон и дверных проёмов у архитектора не получилось. Кроме того, на чертежах хорошо видно, что башенки должны были увенчаться шпилями, но и от них прошлось отказаться.

Изящный светлый вокзал, напоминающий миниатюрный рыцарский замок где-нибудь в Баварии, не раз становился свидетелем самых драматических событий истории. В августе 1906 года тут прямо на перроне был убит четырьмя выстрелами в спину генерал-майор Георгий Мин, командир лейб-гвардии Семёновского полка. За год до этого военачальник-монархист руководил подавлением революции 1905 года в Москве — и оставшиеся революционеры ему отомстили. Убившую Мина эсэрку-террористку Коноплянникову сразу поймали и повесили через две недели.

Церковь Петра и Павла в Парголово

Несмотря на свою красоту, этот храм незаслуженно обходят вниманием многие любители готики. Дело в том, что он стоит особняком в Шуваловском парке, а петербургскую готику предпочитают смотреть в тех пригородах, где её много — прежде всего, в Петергофе, Павловске и Царском Селе. Тем ценнее охристая кирха в Парголово — ведь она чуть ли не единственная подобная на севере Петербурга и как бы на пути уже к настоящей, средневековой готике Выборга.

Эта стилизация Александра Брюллова всегда была именно православным храмом, не имея никакого отношения ни к лютеранству, ни к католичеству (всё-таки большинство готических церквей дореволюционной России изначально строилось для иноверцев).

Храм возвела безутешная вдова, владелица местного имения Варвара Петровна. Муж её, граф Адольф Полье, был подданным Швейцарии, и в память о нём церковь обрела типичные черты западноевропейской архитектуры. Тем самым было убито два зайца: облик здания напоминал о родине покойного графа, но храм подходил для заупокойных служб по православному обряду — ведь супруга швейцарца оставалась православной.

Единственным условием Святейшего Синода стал запрет хоронить неправославного графа в церковной ограде, поэтому склеп Адольфа находится чуть поодаль (это видно и сейчас). Правда, ещё до революции его останки были перезахоронены в Висбадене вместе с супругой, сейчас склеп пуст. А саму церковь, много пережившую в ХХ веке и чудом сохранившуюся после нецелевого использования, поэтапно отреставрировали, и теперь она вновь такая, как и задумал её автор — с медным ажурным шпилем, венчающим стены из жёлтого пудостского камня.

Дача Месмахера в Шуваловском парке

Там же, в Парголово, совсем рядом от вышеупомянутой церкви стоит ещё один архитектурный памятник российской неоготики — деревянный дом юриста Георга Месмахера, жившего в Петербурге в конце XIX века. Просторную двухэтажную дачу с башенкой, верандами и многочисленными пристройками спроектировал и построил для владельца его родной брат — архитектор Максимилиан Месмахер, известный по зданию «Мухи» (Академии имени Штиглица) и дворцу на углу набережной Мойки и улицы Писарева, где сейчас располагается петербургский Дом музыки.

Дому Месмахера или, как его прозвали местные жители, «Жёлтой даче» некоторым образом повезло: в советские годы строение отошло одному из НИИ, но использовалось не под лабораторию, а как обычный жилой дом для учёных. Поэтому дом и не претерпел существенных перестроек и спустя полтора века дошёл до нас во всей своей деревянной неоготической красе. В нём поражает обилие деталей: разного рода балкончиков и эркеров, башенок и карнизов. На одной из башен можно найти литые буквы «G.M.» — инициалы прежнего владельца. Строго говоря, даже неоготикой всё это не назовёшь — дом эклектичен, сочетая в себе псевдоготику, модерн и стиль а ля рюс. Пожалуй, только в России могли догадаться построить здание готических очертаний из дерева.

В отличие от того же «Бипа», месмахеровскую дачу пока толком не отреставрировали, хотя собственником ведётся работа по консервации памятника. Впрочем, запущенный вид даже придаёт дому своеобразный шарм: сразу видно, что он исторический, настоящий, этакий «проклятый старый дом» из песни «Короля и Шута» (последнее словно подтверждается «чёртовым» номером 13 на фасаде). Тем не менее, здесь, кажется, до сих пор живут люди: зимой здание отапливается, а по ночам в больших окнах второго этажа горит таинственный свет.


Петербургская архитектурная готика обладает одной особенностью: это не точное воспроизведение настоящих средневековых зданий, а скорее наши представления о них. Возможно, поэтому все готические дома у нас смотрятся идеалистично и немножко сказочно, декоративно. Тем не менее, на их фоне вполне можно устроить годную фотосессию с томиком Лавкрафта или просто прогуляться рядом с Sopor Aeternus в наушниках.

Дмитрий Витушкин