Александра Железнова рисует мир, где современная российская реальность сплелась с мистикой, индустриальной эстетикой и мотивами немецкого Средневековья.

Это и визуализация «русского мёртвого», и высказывание о героизме, и просто крутейший эстетический проект. Чёрные мерседесы, дымящие трубы сибирских заводов, снег, нефть, кровь и чудовища с головами псов.

В паблике «Министерство чёрной металлургии» можно не сразу понять, что происходит – как будто перед нами иллюстрации к ненаписанной книге (спойлер: так и есть).

Тут встречаются персонажи со сложившейся историей и характером – министр чёрной металлургии господин Айзен, его заместитель господин Октан и некая госпожа Нефть.

Они носят современную одежду и напоминают обычных российских чиновников в строгих костюмах, длинных пальто и каракулевых шапках. Они катаются по заснеженным индустриальным пейзажам на чёрных мерседесах, скачут на конях и сражаются на мечах с чудовищами.

Сама она регулярно подчёркивает: несмотря на мрачную эстетику, её работы – не антигосударственный гротеск, не сатира и не антиутопия.

Популярность «Министерства» растёт. Сейчас Александра участвует в выставках и планирует издавать книгу.

Сегодня «Луна» поговорила с Александрой о её планах, мировоззрении и отношении к творчеству.


— Первый и, возможно, банальный вопрос. Как вообще родился этот мир? Что натолкнуло на создание вот такого сеттинга?

— Так или иначе, предпосылки к его возникновению существовали достаточно давно. Оформлению всего массива моих мыслей в ту форму, которую могут наблюдать зрители, поспособствовало мое самоопределение в жизни, преломляющееся через интересы и предпочтения. Отсюда идет и своеобразная разборка моей личности на части.

Понимая, где я нахожусь, как вижу жизнь вокруг, как вижу себя, я подвергла анализу все имеющиеся компоненты. Мне пришлось, так или иначе, определять приоритеты, рассматривая личность через ряд призм. В этом смысле я беспристрастно и бесстрастно отнеслась к себе – как к явлению, которое следует изучить, расставив все составляющие по своим местам для того, чтобы более конкретно идти по выбранному пути.

Что-то во мне по сей день остается превалирующим, что-то перешло в разряд героев, носящих характеристику гипотезы, а не факта. Первыми героями были всего несколько служащих, собственно, так они и остались основными, они чаще всего фигурируют в работах. Впоследствии история стала обрастать новыми образами.

В целом процесс внедрения новых героев происходит и сейчас – творчество очень изменчиво и развивается под воздействием конкретики жизненных обстоятельств. Несмотря на то, что есть синопсис книги, есть ряд уже написанных глав и сюжет развивается своим чередом, переменчивость будет всегда. Сейчас зрители имеют возможность понаблюдать именно процесс создания произведения.

— Какие вообще у вас планы? Планируются ли ещё выставки?

— В ближайшее время в Москве состоится выставка под названием «Точка репликации», там будут некоторые мои работы. Точная информация о мероприятии появится на сайте Фонда развития современного искусства. Рекомендую сходить – те, кому интересна данная история, смогут увидеть совершенно новых персонажей. В целом я планирую по мере своих сил продолжать работу над произведением.

— Когда я впервые увидел эти картины, мне показалось, что это скетчи к какому-то конечному продукту, подразумевающему сюжет – фильм, комикс, иллюстрации к книге. Вы в комментариях тоже часто говорите: ждите книги. Что это будет за книга и когда её ждать? Это будет арт-бук, большая проза с иллюстрациями?

— Книга будет называться «Самый тёмный час». Не уверена насчет жанра, думаю, это повесть со значительным автобиографическим оттенком. Название базируется на известной поговорке: «самый темный час – предрассветный».

В принципе я планирую закончить книгу в течение ближайших пяти лет, не больше. Тем не менее, не могу дать гарантий относительно того, что проект не превратится в долгострой.

Вы совершенно правы – иллюстративность была всегда. Я пишу и рисую (именно в текущем формате) с 2014 года, поэтому крайне заблуждается тот, кто считает, что картины являются первичным продуктом, а книга – вторичным.

Это единая связка, просто рисование для меня пока более емкий и менее затратный (с точки зрения времени) инструмент. Не знаю, в какой форме рукопись увидит свет, мне бы хотелось, чтобы это была традиционная бумажная книга – текст и иллюстрации к нему.

Впрочем, электронный формат книги в любом случае будет. Все остальное – ситуативно, особенно арт-бук.

— А издательство нашли?

— Пока нет, но это не так критично. Такие вопросы можно решить позднее, имея на руках готовую рукопись. Учитывая специфику творчества, все достаточно зыбко, я не могу запланировать сотрудничество с конкретными издательствами или отдельными людьми, не хочу, чтобы на меня возлагали значительных ожиданий, тем более подразумевающих успешный коммерческий итог.

Я понимаю, что там, где существует спрос, маячит потенциальная выгода. А спрос уже есть. Однако не хотелось бы, чтобы от меня ждали чего-то конкретного.

— Вполне понятно мнение граждан, которые считают это чем-то вроде антигосударственного гротеска. Но, как мы понимаем, это не так. Ваш проект – как раз тот случай, когда искусство многими гражданами не понимается без пояснений автора. Трудно ли было с этим справляться? Терпеливо пояснять, рассказывать?

— Да, было очень трудно. Иногда складывалось ощущение, что я разговариваю со стенами, а не с людьми. Кстати говоря, с определенного момента меня начали буквально осаждать с предложениями о выставках, причем организаторы зачастую делали ставку на гротеск, антиутопию и сатиру. Но мне не нужны аплодисменты, если аплодируют за то, чего я не вкладываю в свои работы.

Возможно, подобных характеристик удалось бы и вовсе избежать, если бы у меня была возможность открыто говорить о себе, как об авторе как таковом. Но чего нет – того нет. Впрочем, оно и к лучшему – недоговоренность, а вместе с ней и свобода усмотрения зрителя нужны, все это порождает заинтересованность и имеет свою прелесть.

Я же могу только изредка приоткрыть шторку, чтобы задать ориентиры для правильного восприятия. К тому же я понимаю – как ни говори о себе, все равно общественность многие факты вывернет наизнанку, многому не поверит, тем более что я изначально говорю очень расплывчато. Но даже этот скупой разговор о себе получился вынужденным. Я предпочитаю дела словам в любом случае, однако процесс восприятия творчества не могу пустить на самотек.

Так что пока книга не вышла, огромное значение сохраняют мои разъяснения. Важно понимать, что эти слова – не маска, существующая для отвода глаз. Если я наделяю чиновника героическими чертами, значит, для этого у меня есть причины. Если я говорю, что сатиры нет, значит, ее нет.

— Как давно рисуете? Был ли момент, когда казалось, что всё это никому не нужно, и вам в том числе? Как с этим справились?

— Время от времени я рисовала и раньше, просто рисунки были достаточно примитивными и не претендовали на большее.

Что касается Министерства, то мне никогда не казалось, что это никому не нужно – возможно, в первую очередь потому, что я рисовала не для кого-то, а для себя. Я и сейчас для себя рисую.

Кроме того, пока я нуждаюсь в рисунках этой направленности, они становятся лучше и техничнее, заинтересованность зрителей в них также растет. Наглядно это можно отследить, сравнивая качество работ за период с 2014 по 2017 годы.

Вопреки распространенному мнению, я не имею отношения к художественной сфере и соответствующего образования. Я достаточно упрямый человек и мое желание выражать то, что на душе, очень велико. Именно эти факторы диктуют технический прогресс работ (помимо смыслового), помогают преодолевать обстоятельства, изначально не призванные располагать к созданию качественного контента.

Например, я действительно раньше рисовала компьютерной мышью. На первых этапах делала набросок от руки, снимала на телефон, скидывала полученное изображение на компьютер и уже поверх работала мышкой. Каждый такой рисунок отнимал значительное количество времени и сил.

Затем появилось умение, я перестала нуждаться в опоре на бумажный рисунок, а также в опоре на большое количество образцов, отпала и необходимость в точном копировании объектов.

Только в 2017 году появился планшет. Чтобы совершенствовать некий навык, не всегда требуется специальное оборудование, часто приходится работать с тем, что есть. Конечно, я не вернусь к примитивным техникам, они более затратны. Но на тот момент другой возможности не было, зато были интерес и воля к воплощению задуманного. Думаю, это вполне себе показатель.

Единственный аспект, который меня беспокоил – как меня воспримут, поскольку используемые образы не могут не привлечь внимание.

Думаю, на данном этапе мне удалось отстоять свою точку зрения, донести свои мысли до адресата, чье мнение меня волновало, и дождаться выставок, которые опосредованы участием государственных организаций, а не отдельных лиц, которые выступают против государства.

— Одна из самых крутых, лично на мой взгляд, работ – господин Айзен, положивший голову на колени шахтёра. Что здесь вообще происходит? Почему Айзен так сделал и что об этом думает шахтёр?

Не очень люблю давать настолько детальные пояснения картинам – иногда изреченная мысль выглядит примитивнее, чем она есть, особенно если учесть ее изначально обширный интерпретационный потенциал.

Пока же советую опираться на уже данные мной разъяснения в этой части. Люди рабочих профессий, фигурирующие в работах, обозначают дом и семью чиновника (причем как в прямом, сугубо сюжетном, так и в отвлеченном, более масштабном смысле).

Они символизируют противоположность чиновника и народа, но одновременно и единство; взаимовлияние и взаимозависимость, преемственность периодов, связанных с жизнью и этапами развития страны, а также этапами становления личности служащего.

Шахтер и Айзен – отец и сын. Конечно, было бы логичнее предположить, что отец железного господина должен быть, по меньшей мере, сталеваром, горновым доменной печи или вальцовщиком. Тем не менее, иногда образность не имеет прямой взаимозависимости, т.е. не обязательно наличие факта того, что родительская специфика связана со спецификой сыновней.

Напротив, в какой-то мере это подчеркивает противоречие, существующее между ними. Кроме того, Айзен, по сути – это мост, который перекинут между народом (как абстрактным массивом, так и отдельными представителями) и властью.

Он двойственен сам, так как является выходцем из народа, в то же время ему, как чиновнику, присущ (в больше мере, чем другим героям) чистый этатизм, который соседствует с остальными бюрократическими чертами. Айзену свойственна преданность не только государству, но и семье, обществу, которому он служит; при этом он существует в своих определенных рамках, что сказывается на его взаимоотношениях с миром.

Прочие детальные ответы на данные вопросы, по всей вероятности, будут содержаться в книге, она призвана многое расставить по местам.

— У персонажей есть прототипы в плане внешности?

— Смотря о каких персонажах мы говорим. Четверка «моих» (Айзен, Октан, Литий, Вольфрам) отсылают к моей внешности. Здесь следует оговориться: в моем творчестве есть переменные, а есть константы. Константа – это постоянный элемент, который призван быть точкой схождения реального и вымышленного. Отсылка к моим внешним чертам – как раз одна из таких констант и не более того. Никакой патологической подоплеки в этом моменте нет.

Некоторые персонажи (тот же Шахтер) отсылают к конкретным людям. Это не исключает вмещение в подобные образы более общих аспектов.

Подавляющее большинство героев (Брюн, Берг, Нефть, Нордланд, некоторые иные) – это просто собственный взгляд на них самих, какими они мне представляются. Здесь уже никаких прототипов нет, никаких конкретных лиц, просто моя личная выборка антропометрических параметров, которые, как мне кажется, отражают сущность того или иного персонажа.

Все остальное – совпадения, подкрепляемые ассоциациями зрителей. Любой набор внешних признаков имеет свойство повторяться и встречаться в жизни, однако все совпадения с конкретными лицами реальной России в этой части являются случайными.

— Внезапно – немного о музыке. Какое музыкальное сопровождение для ваших картин было бы идеальным? Под какую музыку это лучше всего смотреть?

— Я предпочитаю классическую симфоническую музыку (отечественных (Д.Д. Шостакович, С.С. Прокофьев, П.И. Чайковский и др.) и некоторых зарубежных композиторов), так как она читается достаточно широко, во многом носит универсальный характер. Соответственно, многое из нее весьма подходит.

Зачастую отдельные картины, которые я выкладываю в группу, имеют сопровождение в виде какой-то звуковой дорожки. Можно там послушать, хотя, конечно, каждый сам решает, слушать или нет, нужна ли музыка и какая именно. В конечном счете, в этой части все упирается в зрителя, его предпочтения.

Иногда я намеренно задействую музыкальные произведения, которые в своей сути отражают часть смысловой составляющей картины. Например, так было с одной из последних работ – «Сквозь тьму» (№ CXC), в качестве музыкального сопровождения к которой я использовала «Зимнюю дорогу» из сюиты «Метель» Г.В. Свиридова.

В ней очевидно звучание песни ямщика, бег саней, запряженных тройкой лошадей. В свою очередь, образ тройки примыкает к небезызвестному: «Русь, куда ж несешься ты?». Впрочем, для меня это не самый изящный с точки зрения параллелизма ход.

— Не было ли желания заняться другими мирами и другими проектами? Ну, то есть, не про господина Айзена и госпожу Нефть, а обратиться к каким-нибудь совершенно другим идеям.

Увы, мое творчество существует только в рамках выстроенной парадигмы. Я человек одной книги с конкретным набором героев. Все, чего бы мне хотелось в этом плане — довести начатое до логического финала и сделать это качественно, реализовав в книге все то, что в настоящий момент, увы, только декларируется.

Более того, я не испытываю желания заниматься творчеством в качестве самоцели, переводя его в плоскость ремесленничества. Говоря конкретно обо мне, о судьбе книги, следует понимать, что я человек других параметров и интересов.

Между моей основной жизнью и образами книги существует очень тесная и сложная взаимосвязь. Интерес существует в определенных формах и дает жизнь идеям в рисунках и книге, а они, в свою очередь, отражают в той или иной форме все грани моих интересов (начиная от государственного аспекта и заканчивая, например, химическим).

Единственная благоприятная форма моей деятельности в целом – это сосуществование основной жизни и творчества, когда все приведено в должное соответствие. Моя настоящая жизнь – двигатель прогресса в творчестве и своеобразное топливо для него.

Я знаю, о чем говорю, так как уже оказывалась в ситуации, когда у меня нет вообще ничего, кроме картинок. Этот путь исключает дальнейшее развитие сюжета, ведет в пустоту, рутину, безжизненность для всего.

— Что для вас «русское мёртвое»? Одни говорят, что это про русский тлен и пустоту. Владимир Селиванов в интервью «Луне» говорил, что это совершенно наоборот – о жизни в состоянии подвига, подразумевающего смерть. Вот если говорить об этом расхожем символическом выражении «русской смерти» — что это для вас?


Также читайте: Владимир Селиванов – о музыке цветного шума и русской смерти


— Если честно, не задумывалась об этом. Само собой, в рамках первого подхода (тлен, пустота и разруха) я достаточно насмотрелась на эту самую «русскую смерть», как и многие другие люди, благо ее вокруг предостаточно.

Если говорить в этом разрезе, то я не обитаю в некоем иллюзорном мире, который игнорировал бы наличие этой составляющей бытия. Однако я не вижу в этом тлене никакого очарования, никакого особого пути.

Если же говорить о моем творчестве (а к нему термин «русское мертвое» достаточно часто применяют) – скорее, в настоящий момент я склонна рассматривать его в контексте жизни. Выше я говорила о налете автобиографичности в идее картин и книги.

Там, где есть автобиографичность, присутствует жизнь, в которой есть место всему – и падению, и подвигу, и разрушению, и созиданию.

Смерть, как прекращение жизнедеятельности, вне зависимости от обстоятельств – это стандартный итог для всех живых существ. А вот жизнь – процесс сложный и многообразный. Именно она интересует меня во всех ее проявлениях, красках и оттенках, во всем многообразии причинно-следственных и корреляционных связей.

Беседовал Александр Пелевин

Работы взяты из паблика «Министерство чёрной металлургии»

10 Comments

  • Dmitrii Sheshnev, 25 января @ 09:32

    Перфекционистский акт творчества одной идеи. Сечин, в итоге оценит по заслугам.

  • Станислав Ильин, 25 января @ 18:13

    5 лет — это долго…

  • Алексей Генадьевич Гадюкин, 27 января @ 18:54

    Это высокое искусство. Бабёнка только не сексуальная. Её должно хотеться. А она как из телевизора.

  • Eira Teufel, 13 февраля @ 15:49

    Некоторым мужикам бы только присунуть — на другое интеллекта не хватает

  • Aleksei Melnik, 17 февраля @ 00:11

    Боже, как красиво!

  • александр, 19 февраля @ 00:29

    Следующий сюжет будет.Похоронный дом,величественный и помпезный на фоне развалюхи-лачуги .Готика.Ажурные,кованные ворота кладбища с мифическими существами.

  • baka hentai, 05 марта @ 13:34

    уууу хуемрази угнетают

  • Князев Григорий, 07 марта @ 23:45

    Ваши вкусы ничего не говорят о непривлекательности персонажа.

  • Norm Iridium, 08 апреля @ 21:02

    Убийственно красиво, мерзопакостно правдиво

  • Ӧҹǻɼʘßǻɯkǻ, 13 июня @ 16:12

    Ахахахах, как будто мужики сексуальнее и вам их хочется.

    Раз уж вы, Алексей Генадьевич, затронули тему сексуальных предпочтений сквозь призму искусства, поведайте, не томите, персонажей каких картин вам хочется?

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *